— Нет, не отворачивайся, — прошептал он, едва касаясь дыханием ее губ. — Я вот здесь тебя поцелую.

Его пальцы, как гребешком, прошлись по курчавым завиткам у нее между ног. Себастьян чувствовал, что тонет в светлых озерах ее глаз, широко раскрытых, полных желания, светящихся надеждой, страхом и волнением.

— Можно я поцелую тебя здесь?

Рэйчел не могла говорить. Себастьян медленно ввел пальцы внутрь и, когда она закрыла глаза, проник языком сквозь ее полуоткрытые губы. Господи, как сладок ее рот, как он влажен и тесен! Как жадно смыкаются ее губы, почти не оставляя места нетерпеливому движению языка! Вцепившись в него изо всех сил, Рэйчел крепко сомкнула ноги, ее тело извивалось, корчилось и вытягивалось на мягком полотенце. Он в последний раз поцеловал ее в губы и сел.

Теперь ее глаза напоминали дымчатые зеркала. Себастьян, не дыша, следил за тем, как они темнеют, пока его руки бережно разводили в стороны ее бедра. Ноги у нее дрожали. Он склонился над ней, пробуя языком спелый нежный плод ее женственности. Она слегка дернулась, и тихий, жалобный, всхлипывающий звук вырвался из ее груди. Себастьян проник в нее языком, поглаживая, лаская, заставляя ее задыхаться. Она крикнула «нет!», когда он нашел заветный бугорок. «Нет… нет…» Но Себастьян лишь немного ослабил нажим и вновь приник к ней. Он хотел ее, он должен был овладеть ею так.

— Довольно, — принялась умолять Рэйчел, стараясь ускользнуть. — Прошу тебя, не надо, я этого не вынесу. Не надо, Себастьян, о, прошу тебя, пожалуйста, не надо. Остановись, я тебя очень прошу.

В конце концов продолжать стало невозможно.

— Боже, Рэйчел, — простонал Себастьян, проводя губами по ее напрягшемуся животу.

Рэйчел была страшно расстроена и чуть не плакала. Но она сказала правду: она действительно не могла этого вынести.

— Ты боишься, — упрекнул он ее хриплым шепотом.

— Да!

— Боишься дать себе волю.

— Да.

— Но почему?

— Я не знаю! Просто… прошу тебя, не делай так. Не заставляй меня.

— Тихо, тихо, — принялся успокаивать ее Себастьян, покрывая поцелуями ее щеки, убирая со лба влажные пряди волос. — Все хорошо, я ничего не стану делать против твоей воли.

Рэйчел быстро успокоилась, но тотчас же мучительно смутилась.

— Прости. О Господи, я все испортила, да?

— Не смей так говорить. — Себастьян опять поцеловал ее. — Не будь дурочкой.

— Ты думал… ты… Я хочу, чтобы ты… — Опять у нее не хватило слов.

— Ну давай, говори, Рэйчел, тут никого, кроме нас, нет. Только мы и наши тела. Чего ты хочешь?

— Я хочу, — еле слышно прошептала она, опустив глаза, — чтобы ты… сделал меня своей. Войди в меня. Я хочу отдать себя тебе.

Будь он сильнее, он воспротивился бы этому нежному и робкому призыву, отверг бы ее тело и отказал бы ей в своем собственном. Он стал бы выжидать, пока она не сумеет обрести предлагаемое им наслаждение. Это заставило бы их обоих страдать.

Но он не был настолько силен. Он умирал от желания овладеть ею, однако даже эта мучительная пульсирующая боль, сосредоточенная в одной точке, казалась пустячной по сравнению с охватившей его неодолимой страстью слияния. Ему хотелось не «обладать» ею, а сблизиться, слиться всем существом, стать единым целым.

Рэйчел робко коснулась пальцами его шеи и прочертила линию вниз, к груди.

— Возьми меня, — прошептала она. — Это то, чего я хочу. Прямо сейчас. Ведь ты тоже этого хочешь, правда?

Что за вопрос! Себастьян взял ее руку и провел ею вниз по своей груди, по животу — медленно, на случай, если она испугается и захочет отнять руку, — чтобы показать ей, как велико его желание. Но Рэйчел не испугалась и не отняла у него руку. Она осторожно исследовала его, словно пробуя на ощупь упругую плоть, натягивающую ткань брюк. Себастьян прижался лбом к ее плечу.

Она шепотом окликнула его по имени.

— Может, нам лечь в постель?

— Извини, — ответил он, задыхаясь, и поднялся на колени, чтобы расстегнуть брюки, — но так долго я ждать не могу.

Стащив с себя брюки, Себастьян накрыл ее своим телом, упираясь в пол локтями. Когда он вошел в нее, они вместе испустили вздох и поцеловались, сохраняя неподвижность, чтобы подольше растянуть удовольствие.

— Мне очень жаль, — вновь заговорила Рэйчел после некоторой паузы, щекоча его кожу своим теплым дыханием.

— Почему, любимая?

— Потому что я не смогла сделать то, чего ты хотел. Но я… это просто… это было слишком…

— Я не хочу, чтобы ты жалела о чем бы то ни было. Неужели ты сегодня так ничему и не научилась?

Эти слова вызвали у нее улыбку.

— Я научилась очень многому. Ты даже представить себе не можешь.

— Мне нравится все, что ты делаешь, Рэйчел. Меня радует вообще все, что связано с тобой. Просто я хотел, чтобы ты была со мной. Чтобы разделила со мной эту радость, — попытался объяснить Себастьян.

— Но я и так с тобой! Прямо сейчас. — Обхватив руками его лицо, Рэйчел притянула голову Себастьяна к своему лицу, коснулась его губ легчайшим поцелуем и прошептала:

— Люби меня.

Себастьян начал ритмично двигаться внутри ее, держа за руки. На каждый удар Рэйчел отвечала встречным движением, глядя на него широко распахнутыми глазами, ничего не скрывая и не сдерживаясь. Себастьян тоже не стал обуздывать себя. Ему никогда раньше не приходилось переживать столь бурный всплеск наслаждения, к которому примешивалась нежность. Раньше Себастьян всегда прятал свои чувства в такой момент, не желая демонстрировать душу, боясь потерять самообладание над своими эмоциями, но на этот раз, впервые в жизни, он не ощущал ни страха, ни смущения, а лишь согласие и покорность Рэйчел, принявшей его душой и телом. Любовь? Она никогда не произносила этого слова. Да и как она может его любить? Это не имело значения. Себастьян обнажил перед ней свою душу, страстно жаждущую ее доверия, и в конце концов он отдал ей всего себя.

Когда все кончилось, она принялась тихонько гладить и целовать его влажное, по дернутое россыпью испарины лицо. Неимоверная нежность ее прикосновений, сладость поцелуев опьянили его.

— Дорогая, — прошептал он, — как бы я хотел…

— Я знаю, — вздохнула Рэйчел, не дав ему договорить. — Но все и так замечательно. Мне очень понравился твой подарок, Себастьян. Спасибо тебе за чудесную ночь.

Она все поставила с ног на голову. Себастьян перевернулся на бок, увлекая ее за собой. Большая часть свечей уже догорела и погасла; в открытое окно заглядывал полумесяц, словно чей-то строгий светящийся профиль, следящий за ними.

— Я все больше влюбляюсь в тебя. — Эти слова вырвались у него помимо его воли, без предварительного обдумывания, без подготовки; они поразили его самого едва ли не больше, чем Рэйчел.

— Это правда, — добавил он на всякий случай, думая, что она сомневается.

Рэйчел ничего не ответила. Себастьян ждал, затаив дыхание, но минута, когда она могла бы отозваться на его слова, миновала, после чего молчание стало неестественным. Себастьян поцеловал ее, чтобы сгладить неловкость.

— Хочешь спать? — спросил он шепотом, и она кивнула в ответ.

Он поднялся, легко поднял ее на руки и бережно отнес в постель.

14

Настал июль, самый разгар лета. Ни единое дуновение ветерка не проникало в открытое окно; от яркого света луны в комнате Рэйчел было слишком светло. Она сбросила влажную простыню и вылезла из постели. Остатки сна (ей приснился обычный кошмар: она опять оказалась в тюрьме, освобождение было ошибкой) все еще мучительно всплывали из глубин ее памяти. Она решила встать и выйти на воздух, прогуляться вдоль реки. Необходимо было ощутить здоровую усталость, прежде чем вновь пытаться уснуть.

Кошмар ни разу не посещал Рэйчел, когда она спала вместе с Себастьяном. Должно быть, ее разум помимо воли подсказывал ей, что даже во сне ей ничто не угрожает, пока он держит ее в своих теплых объятиях, пока его сердце бьется под ее рукой. Однако в эту ночь, впервые за долгое время, она была одна в своей собственной узкой кровати в апартаментах экономки. Себастьян уехал в Плимут повидаться со своими адвокатами и получил от одного из них, оказавшегося другом семьи, приглашение на ужин. Он должен был вернуться только завтра.